Виктор пелевин интервью
Находясь на пике своей популярности в тени как человек, Пелевин, после вышедшего в далеком году своего последнего романа «Generation «П», ушел в тень и как писатель. Он — олигарх. Тираж этой книги — 55 тысяч. С его конечными проблемами, в противоположность более открытым вопросам, изложенным литературно?
ВП: Я не могу сказать, что я избегаю проектировать. Возможно одной из главных причин была та, что в России эта область человеческой деятельности дает намного больше открытых даже метафизических проблем, чем писательство. Правда я знал несколько инженеров, которые тайно баловались оккультизмом. Это я принимаю за понятную реакцию на трату некоторого рабочего времени в пределах узкого мировоззрения. Можно ли сказать, что российские инженеры способны найти, в пределах их профессиональных функций, здоровый выход для их метафизической тоски?
ВП: Единственный американский инженер, с которым я когда-либо встречался, был буддистский монах в Корее, так что я не могу полностью согласиться с Вами.
Что касается метафизики в профессиональной жизнедеятельности российского инженера, она имеет очень различную природу. Чтобы объяснять это, нужно вернуться к происхождению термина. Как Вы знаете, метафизика буквально означает «после физики» по-гречески. Это было общее обозначение для всего, помещенного после вещей, имеющих отношение к физике в перечне Аристотеля. В России, когда Вы учитесь на инженера, Вы тратите несколько лет, изучая теоретическую физику: от механики и электричества до элементарных частиц.
И это обучение весьма глубоко и серьезно. После того, как Вы заканчиваете институт, Вы отправляетесь на некоторую фабрику, где Вы должны работать в течение трех лет по крайней мере это было так, когда я был студентом, и фабрики тогда еще работали. Что случается потом? Вам дают лом, ватник и ушанку, и поручают руководить тремя в дымину пьяными пролетариями нельзя называть их «рабочими», поскольку они никогда не работают.
Ваша задача состоит в том, чтобы сбить лед в заднем дворе. Это была метафизика инженеров в России. Я говорю «была», потому что теперь уже никто не сбивает лед. ЛК: В Россия приватизировала некоторые из принадлежащих государству компаний. Граждане получили ваучеры, которые они могли обменять на акции этих компаний.
Это было в начале вашей карьеры писателя, возможно, в то время когда Вы еще писали «Омон Ра». Вы получили ваучер и если да, что Вы сделали с ним?
ВП: Да, я получил его думаю, я писал «Жизнь Насекомых» в то время, но не уверен. Правительство г-на Ельцина объявило, что это была моя доля родины и, что весьма символично, она была равна цене бутылки водки. Я ответил на это актом симметричной символики: вместе с моим народом я его пропил. ЛК: Однажды, после вашего раннего чтения «Двенадцати Стульев», Вы натолкнулись на работу Михаила Булгакова, который, судя по цитированию, оказал на Вас первичное влияние.
Какую из его книг Вы прочитали первой? Что бы Вы назвали наиболее важным уроком, который Вы почерпнули из его работ для вашего собственного письма? Что касается уроков, я боюсь, что не почерпнул ни одного, хотя эта книга опрокинула все мои прежние представления о книгах.
В то время я не читал книг, чтобы черпать из них уроки. Напротив, я часто сбегал с уроков, чтобы читать любимые книги. Это было именно так. Я читал «Мастера» в 14 лет в библиотеке во время уроков, поскольку он не был издан в СССР отдельной книгой в то время, а был только доступен как публикация в литературном журнале с большим количеством сокращений.
Я не думаю, что мы получаем урок, когда мы встречаем что-то, что мы любим. Я предпочел бы говорить, что мы получаем урок, когда мы встречаем кое-что, что мы не любим. ЛК: Вы конечно правы. Однако, кроме переворота в возрасте 14 лет старых представлений о книгах, что же в конечном счете воздействовало на ваше письмо?
Были ли какие-либо особенно гнетущие старые идеи, от которых эта книга Вас освободила? ВП: Поскольку это случилось задолго до того, как я начал писать, невозможно определить его воздействие на мое письмо. Однако, эффект этой книги был действительно фантастический. Имеется выражение «не от мира сего».
Эта книга была полностью не от сего советского мира. Но если есть книга, забирающая Вас из всего этого мира вещей, объясненных и понятых, она освобождает Вас, потому что ломает непрерывность объяснения и таким образом рассеивает его обаяние. Она позволяет Вам смотреть в других направлениях на мгновение, но этого мгновенья достаточно, чтобы понять, что все, что Вы видели прежде, было галлюцинацией хотя то, что Вы видите в этих других направлениях, может быть другой галлюцинацией.
Книги Солженицина были очень антисоветские, но они не освобождали Вас, они только делали Вас еще более порабощенными, поскольку они объяснили, в какой степени Вы раб. Она освобождает не от каких-либо конкретных старых идей, а скорее от гипноза всего порядка вещей. ЛК: Чтение каких книг Вас больше всего порадовало в течение последних нескольких лет?
Особенно интересно, имеются ли американские авторы среди ваших недавних фаворитов? ВП: Я не могу сказать, что я читал слишком много беллетристики. Мне нравятся некоторые рассказы Дэвида Фостера Уоллеса и план осады его «Infinite Jest» один бесконечный день. Из старой гвардии, я люблю Роберта М. ЛК: Призрак Че Гевары появляется в вашей самой свежей книге, «Generation П» , представляя на обсуждение теорию, согласно которой выключенный телевизор 1 подобен любому другому объекту, не больше и не менее сложному для беспокойного ума чем, скажем, камень, чтобы обратить на себя внимание, включенный телевизор 2 приковывает внимание зрителя до такой степени, что становится хозяином техно-модифицированного виртуального субъекта, перестающего быть самим собой.
В августе го, Останкинская телебашня в Москве загорелась, прервав передачи на несколько дней и превратив все телевизоры в объекты 1-го типа.
Было ли заметно изменение настроения среди москвичей в то время? ВП: Я думаю, да. Люди стали возбужденными и раздраженными, подобно наркоманам, лишенным привычной инъекции. Однако, было и много шуток по этому поводу. Что касается меня, я не смотрел телевизор в течение долгого времени к тому моменту, так что я не испытывал никаких проблем. ЛК: Большой переменой последнего десятилетия было уменьшение военного влияния России, которая была вынуждена бороться с трудной войной в Чечне, в условиях падения морального духа и исчерпания ресурсов.
Ваш отец, скончавщийся несколько лет назад, кто я понимаю, был из военных. Как он рассматривал этот процесс? ВП: Мой отец был довольно странным советским военным и никогда не имел личного влияния в этой сфере.
Он не был даже членом КПСС, что делало его белой вороной и ужасно препятствовало карьерному росту. Военная карьера не была его выбором: Советский Союз начал свою ракетную программу, когда он был студентом в Киеве, и много студентов технических институтов готовились служить в этом новом виде вооруженных сил офицерами. В то время их согласия на это не требовалось. Духовные поиски моего отца никогда не были мне известны, но я думаю, что он никогда полностью не чувствовал себя красноармейцем, хотя и был хорошим специалистом.
Во время распада СССР он был намного больше обеспокоен собственным здоровьем, которое быстро ухудшалось. Но я думаю, что подобно многим людям, прожившим всю жизнь в СССР, он был слишком ошеломлен его кончиной, чтобы воспринимать всерьез любые последующие события.
ЛК: В «Generation П» , Российское правительство изображается как «виртуальное»: трехмерные макеты на телевидении, чьими движениями управляют сценаристы. Это описание кажется особенно подходящим для описании правительства Ельцина, подкрепляемого телевизионной поддержкой, финансированием магнатов и Международного Валютного Фонда, многоходовыми маневрами и т. Вы полагаете, это описание стало менее подходящим для российского правительства теперь, при Путине?
Но если Вы хотите, чтобы я сравнил правительство, которое мы имели при Ельцине с тем, которое мы имеем при Путине, я не смогу этого сделать. Не только потому, что я не смотрю телевизор. Для такой оценки нужен критерий. Чтобы иметь суждение об этом, Вы должны понимать, хоть приблизительно, как работает экономика.
В западной экономике Вы имеете набор инструментов, которые позволяют Вам делать такую оценку, даже если Вы не экономист. Но эти инструменты не применимы к российской экономике, потому что ее природа совершенно иная. Сущность бизнес-цикла здесь в России состоит в том, что Вы всегда имеете свинский рынок. Это означает, что Вы не очнетесь, пока Вы продолжаете платить свиньям. Как сравнить многочисленные правительства, которые осуществляют контроль над этим? Единственным критерием становится внешний облик министров: модная козлиная бородка, цвет галстука, и т.
Но для этого надо смотреть телевизор. Интересно, кто из западных философов для Вас наиболее авторитетен? Особенно интересно, питаете ли Вы, подобно мотыльку Мите в «Жизни насекомых» , особую симпатию к Марку Аврелию? Я говорю о Марке Аврелии, который настаивает на внутреннем «я», которое не может быть разрушено внешним миром, кроме как со его собственного согласия.
Вы, мне кажется, постоянно возвращаетесь к этой теме в ваших книгах: первичность индивидуального сознания перед лицом враждебного внешнего мира, как советского, так и пост-советского дикого капитализма.
Они заставили меня размышлять о многих предметах, о которых я иначе не стал бы думать никогда. Если серьезно, я не принимаю всерьез профессиональных философов, даже если я понимаю о чем они говорят. Как я понимаю, размышления оправданы в двух случаях: когда они стремительно делают нас богатыми или когда они очаровывают нас своей красотой.
Иногда философия попадает во вторую категорию также исключение , это как раз подходит к Марку Аврелию. Я читал его книгу много раз, когда был ребенком. Между прочим, я читал где-то любимую цитату Клинтона из Марка Аврелия: «Даже во дворце можно жить достойно».
Само понятие западной философии, в противоположность восточной, кажется мне весьма сомнительным и произвольным, хотя Бертран Расселл написал очень хорошую книгу по ее истории. Этот ярлык подразумевает, что разум делает выводы различными способами, в зависимости от географического положения.
Само по себе это очень хитрое понятие.
Мы должны определить его прежде, чем мы используем. Я предпочитаю термин «сознание». Но когда Вы начинаете искать что-либо, что не является сознанием, Вы также не можете это найти. ЛК: я думаю мысль, что сознание не может быть обнаружено, так же как и что-либо вне сознания, можно произвольно, но небезуспешно назвать «восточной». Конечно же, это не годится для Просвещенной Франция. Хотя, подобно собачьим бегам или бутылке, это в конечном счете не удовлетворяет, или по крайней мере имеет пределы.
Под влиянием Хаксли, Уильяма Джеймса, Ницше и католических вкусов, изучение «восточного» мышления я воображаю как своего рода противоядие. Это подводит меня к моему следующему вопросу.
Вы были учеником дзен-буддизма в течение нескольких последних лет, и его влияние на ваши работы расширяется. С чего начался Ваш интерес к буддизму? ВП: Французский структуралист довольно современное западное направление мысли мог бы сказать, что и «сознание» и «материя» рождаются в беседе. Это вполне совпало бы с позицией Мадхьямика Прасангика довольно древняя восточная школа , что все объекты, физические и умственные, включая «сознание» и «материю», всего лишь ярлыки, созданные сознанием.
С другой стороны, Вы можете найти восточные системы, утверждающие, что сознание имеет материальную сущность, некоторые из них, говорят, что эта сущность является единственной. Было так много точек зрения в последние лет, что всякий раз, когда мы используем термин «западная философия» мы должны пересмотреть его в некоторый момент, возвращаясь к размышлению о природе этого термина, как это сделали Вы. Вообще, только неопределенность предмета позволяет людям так много говорить относительно Востока и Запада.
Когда тема настолько расплывчата, Вы можете говорить почти все, что Вам угодно, и это благополучно соответствовует одному из существующих клише. Кто-то может сказать, что восточная философия отрицает существование чего-либо, в то время как западная философия притворяется, что это существует.
Когда Вы упомянули Просвещенную Франция, это открыло другую интересную возможность сравнения сущности западной и восточной мысли через различное значение, приписанное термину Просвещение. Знаете песню Вана Моррисона «Просвещенье, не знаете, что это? Я стал интересоваться буддизмом и другими религиями еще ребенком. Совершенно верно. Но Пелевин не был бы Пелевиным, если бы он остановился только на верхнем срезе — актуальных приметах времени. Автор всегда многосложен: за одним слоем его текста всегда проступает другой.
По сути дела, «Тайные виды на гору Фудзи» — это книга о поисках счастья, о ненасыщаемости человека теми вариантами счастья, которые он получает при жизни, при тех условиях, которые создаются вокруг него. О ненасыщаемости счастьем и об алчности, о постоянном поиске смыслов жизни. Поэтому те вечные темы, к которым писатель обращается, всегда выводят любой текст Пелевина на более высокий уровень.
Вы, я уверена, к ним привыкли. Правда ли, что у Пелевина с «ЭКСМО» долгосрочный, чуть ли не пожизненный, контракт, согласно которому он обязан раз в год, осенью, выпускать новую книгу? Нет такого контракта. Работает Виктор Олегович через агентство. И агентство каждый раз создаёт тендер, и в этом тендере участвуют многие издательства. Этот тендер, я правильно понимаю, — торги на повышение?
Кто предложит лучше дистрибуцию. Нет, не правда. На некоторые книги могут сократиться стартовые тиражи, но совокупные — по-прежнему очень высокие. Тираж этой книги — 55 тысяч. А мы, как правило, очень скоро заказываем допечатку. Получается, не падает, несмотря на то, что многие начинают читать его в электронном виде. Правда, что вы никогда в жизни не видели Виктора Олеговича, но каким-то образом с ним общаетесь всё-таки?
Правда, что редактору очень тяжело с ним работать, потому что автор не слишком терпим к правкам, к каким-то изменениям? Нет, неправда. На протяжении многих лет корректором Виктора Олеговича является Наталья Сикачёва, которая прочитала практически все его романы и имела отношение к корректуре каждого.
Наталья и я всегда согласовываем с писателем правку. Мы знаем, что у него есть определённые требования. В пунктуации, например. И их легко соблюдать. Они логичны. Каких-то жёстких, проблематичных ситуаций у нас никогда не было. Вас послушать, так писатель, который известен как ярый мизантроп, — приятнейший человек.
Это правда. Виктор Олегович Пелевин человек очень вежливый. И очень благодарный. Я знаю, что не у каждого редактора есть счастье общения с автором, который умеет поблагодарить за то внимание, и за то терпение, и за то дело, которое делаем вместе.
Тут даже не очень уместно формулировать «правда ли.. По-другому спрошу. На ваш взгляд, Виктор Пелевин — живой, здоровый, реальный человек? Он сам пишет свои книги, а не какая-то группа авторов за него всё сочиняет? У меня есть филологические доказательства. Я просто вижу, как конструируется образ.
Я вижу некие имманентные черты прозы. Я вижу ту эволюцию, которая присутствует. Я читаю Пелевина на протяжении многих и многих лет, начиная с первых его публикаций. Известно ли вам уже о планах на следующую книгу? Напомню, книга Виктора Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи» уже в продаже. Скопировать ссылку. Виктор Пелевин. Подписаться на новинки. Укажите электронную почту и вы всегда будете в курсе новинок. Укажите другую почту. Поделиться Интервью. Интервью с Ольгой Аминовой, редактором книг Виктора Пелевина.
Перейти к книге. Найти Пожалуйста, введите три или более символа.
